У них там, говорят, и сортир железный, и душ, и раковина вроде коровьей поилки. В полутёмном коридоре что-то коротко вспыхнуло, послышались приближающиеся шаги и бравурное бормотанье, похожее на оперный речитатив. Понуро стояли отмытые ливнем, взлохмаченные деревья, в смятой сырой траве прыгали лягушки. Опасаться было нечего, местное начальство развалинами не интересовалось, оно и всё Загряжье вспоминало нечасто. По улице ходил, ссутулившись и надвинув на глаза кепку, на приветствия отвечал торопливым кивком, разговор поддержать не умел, только моргал да застенчиво шмыгал носом. Маргарита навещала его дважды и оба раза о Шняге не сказала ни слова. На другой день она опять появляется, говорит: «Таблетки твои не помогают, надо другие! На складе нашлось много интересного: сборный стеллаж, навесные замки и засовы, два мешка ветоши — брак с чулочной фабрики с маркировкой «обтирочные концы», пыльные таблички «Не курить! Из его нутра во все стороны брызнула вода и ошмётки размокшей бумаги. Егоров широко зевнул и поёжился, под берегом ещё было прохладно.
Раздался грохот, повалил дым. Да ещё там бродила во тьме чёрная овца, полвека служившая воротником пальто старухи Иванниковой. А когда дошло дело до скорбных приготовлений, подслеповатые и бестолковые старухи-соседки чуть было не укрыли покойницу спортивным штандартом. Шевлягин сидел бледный, сжимал зубы и ненавидящим взглядом смотрел на дорогу. Сам же князь слыл записным красавцем, жил весело — покупал дорогих скакунов, любил пикники и охоту, ходил с мужиками на покос, не гнушался крестьянской едой, девкам за утехи дарил бусы и красивые жестяные коробки с леденцами. Никто не успел заметить, когда тракторист выпал или выпрыгнул из кабины. Шишка у него потом была величиной с налобный фонарь, однако сошла она быстро — в Шняге всё быстро заживало, а вот всеобщая неприязнь к чёрной овце после этого только укрепилась. Эти трое совершили побег из исправительной колонии. Чтобы ездили в село высокие крутолобые автобусы, чтобы интеллигентные гиды водили туристов по холмам, показывая местные достопримечательности, а увидев идущего навстречу Гену, почтительно останавливались и сообщали притихшим экскурсантам: «А это директор нашего заповедника Геннадий Васильевич Шевлягин». На Перцовой он опускал письмо в почтовый ящик, приколоченный к стене магазина, возвращался домой и ложился спать. Плечи Славки-матроса развернулись, мускулы напряглись, Шевлягин умолк на полуслове, зажмурился и пригнулся, но огромный кулак, намеренно промахнувшись, врезался в стену.
Борщ оказался не таким уж горячим, но необыкновенно вкусным, тёмно-бордовым, густым. Понуро стояли отмытые ливнем, взлохмаченные деревья, в смятой сырой траве прыгали лягушки. Банки с рассолом рядом, конечно, не было.
Гена Шевлягин как-то раз, будучи в гостях у Васи Селиванова, рассмотрел семейные фотографии, отыскал среди них портрет князя Грачёва и не увидел ни малейшего сходства с Ираидой. С тех пор Маманя колдовать зареклась, всем отказывала. К побелевшей машине вернулся мужчина в широкой куртке, он бросил в багажник лёгкую, очевидно, опустевшую сумку, сел за руль и уехал. Хоть бы они все передохли, эти ломатели! Спор накалился, подтянулись сочувствующие и тоже высказались, покричали немного, потом выпили самогону и, хоть ничью правоту не признали, разошлись мирно.
Но, кроме Васи Селиванова, никто из местных стихов не писал. Одна медсестра была пожилая и полная, с седым пучком на затылке, а другая — моложавая, худая и рыженькая, некрасивая, но с приятным участливым выражением на лице.
Погода у нас, правда, не очень. Воодушевившись, Иванникова извела полугодовой запас сахара, пустила на брагу все застоявшиеся в погребе варенья и через полторы недели выгнала почти пятьдесят литров вонючей жидкости, цветом напоминающей старый огуречный рассол. Издалека доносились звуки ремонта — визг пилы, короткие перфораторные очереди, стук молотка по металлу и реплики на незнакомом языке.
От этих я чего-то ссусь…» Стоит, глазами хлопает. Я так понял, ей — он поднял палец и небрежно нарисовал в воздухе кольцо, имея в виду Шнягу, — всё равно, что чинить. Дождь поливал реку, в поднявшейся воде камыш и кусты ивняка возле Шняги казались редкими и низкорослыми.
Он вспомнил, как однажды осенью принёс Егорову журнал со статьёй про лечение суставов, а потом они вдвоём сидели на веранде, выпивали и обсуждали бесполезность современной медицины. Так, для порядка, — встрял в разговор Корбут. Весь следующий день загряжская ребятня, надев куртки с капюшонами и резиновые сапоги, искала в лопухах под горой голубых жучков бураго. Космонавты сидели у костра и о чём-то спорили.
Иванникова ещё день ходила, перепоясанная пуховым платком, охала и держалась за поясницу. Ящик распался, вмиг превратившись в жестяной лом со следами голубой краски и ржавчины. Упомянула она о том, что муж продавщицы Люси подрался со Славкой-матросом, собрал шмотки, кинул в свою «Ниву» и уехал в райцентр, к матери. Вася попробовал сам, изумился и предложил Егорову. В открывшемся отсеке на полу лежало пятно неяркого света, а всё остальное пространство скрывала тьма, и в этой тьме покачивались и мерцали сотни голубых точек. Посреди зала остановился внушительных размеров чёрный автомобиль, из него вышел человек в широкой куртке и лохматой меховой шапке, он извлёк из багажника сумку и направился к зданию. Егоров и Шевлягин поспешили за ним. Между тем вода в реке всё прибывала, крупная рыба всех мастей ходила косяками, клевала на пустой крючок и разве что в руки не давалась. Отчего-то Юрочка дом своим не считал, беспечно говорил — «Это Машкино! Загряжцы, пресытившись, выбирали теперь для себя самую мелочь, ту, что не больше ладони — окуней, лещей, пескарей, — их сушили, посыпав солью, или зажаривали до хруста, а крупных судаков, налимов и больших щук с некоторых пор презрительно назывались «бегемотами» и отправляли на трассу к перекупщикам. Таблички с названиями деревьев куда-то исчезли, исчез и куст волчеягодника, на его месте появился саженец облепихи. Вон и надпись на табличке: «Волчеягодник обыкновенный.
Наутро под дверью склада Юрочка обнаружил соляные кристаллы величиной с кулак. С тех пор только деревенский дурачок Юрочка иногда составлял Егорову компанию, но без всякой рыболовной снасти, просто из склонности к прилежному и бескорыстному наблюдению за жизнью. Еще Маргарита рассказала, что Егоров всё так же сидит с удочкой на берегу, а больше никаких новостей не сообщила. Гладкая поверхность под его пальцами легко подалась и поплыла в сторону. Дверь задвинулась, но опять отъехала в сторону, впустила ещё двоих или троих и задвинулась снова. Моему Серёжке лет шесть или семь было. Когда ломали колокольню, Егорову шел седьмой год. Кристалл с полынным листочком Юра счёл красивым и забрал себе, а другой отдал Славке-матросу, и тот с досады на мать так саданул этим сувениром о стену, что во все стороны брызнула соляная крошка, а ящерица юркнула под площадку. Постепенно Гена управился с мусором на бугре перед домом, сжег всё, что горело, остальное тщательно исследовал и, не найдя ничего достойного отдельной коробки с номером, закопал. Штык, конечно, мог быть и французским. Обычно нелюдимый и застенчивый до заикания поэт теперь выглядел серьёзным, немного отстранённым, а говорил вдумчиво и на удивление складно. Выздоровевшего Гену доставил в Загряжье Митя Корбут. Гену это не останавливало, он был уверен, что интересный ландшафт и чистый воздух — уже неплохой задел для того, чтобы местность со временем стала заповедной.
Раздался грохот, повалил дым. Она впускала в себя всех, кому хотелось её пространства, позволяла возводить новые переборки и срезать старые, прикручивать к стенам стеллажи и лежанки, держать животных, птиц и хранить что угодно. Дверь задвинулась, но опять отъехала в сторону, впустила ещё двоих или троих и задвинулась снова. Говорю тебе, чудные они там все.
Юрочка нервно шагал по коридору, то уходя в тень, то возвращаясь на свет. Будет, например, музей крестьянского быта — вот хоть в доме у старухи Иванниковой, а на Перцовой — заново отстроенная чайная, рядом с ней автостоянка, музейная касса и лотки с сувенирами. Только на третьи сутки старуха сподобилась спуститься под берег, войти в Шнягу и отвернуть пробку с одной бутыли. По улице ходил, ссутулившись и надвинув на глаза кепку, на приветствия отвечал торопливым кивком, разговор поддержать не умел, только моргал да застенчиво шмыгал носом. Ираида заглянула к нему, когда заходила к Люсе за хлебом, но будить мужа не стала, ушла молча.
В процессе у него возникло множество интереснейших идей. Только вот связь так и не наладилась. К врачу мужа вези, бестолочь! Егоров спустился с сеновала, взял в сарае две удочки, забрал из-под смородинового куста заготовленную с вечера банку с червями и направился к реке.
Из двери вслед за ним вылетела светящаяся голубая точка и повисла в воздухе, постепенно тая от солнечного света. Понуро стояли отмытые ливнем, взлохмаченные деревья, в смятой сырой траве прыгали лягушки. Исследование — это поиск фактов и их сопоставление.
хочу купить закладки в сосновом боре | купить закладку в алексеевка | Купить закладки мука в поповка |
---|---|---|
4-10-2022 | 12681 | 6210 |
20-2-2015 | 3824 | 18551 |
21-6-2005 | 7218 | 12597 |
8-3-2021 | 12787 | 3698 |
26-9-2007 | 54017 | 42895 |
14-7-2017 | 49548 | 36264 |
Тот пригубил и спросил:. Маргарита старательно дула на травяной отвар, пила и вытирала слёзы. Спортивный флаг Егоров с братом Петькой однажды ночью украли, задумав подарить его бабке как отрез на кофточку. Оба, никуда не сворачивая, шли по сгнившим шпалам сквозь буреломы, частые заросли и болотистые поляны и через час столкнулись нос к носу в том же осиннике.
Митиным обходом помещений он не интересовался, его больше озадачивало то, что вода в реке отчего-то продолжает прибывать. Ну и поэт тоже. Наталья Ивановна, узнав дорогу, поблагодарила, вышла из магазина и как в воду канула — ни слуху ни духу. Когда Митя вставал на одно колено и начинал сверлить, Юрочка сдвигал на затылок фуражку и приседал, внимательно глядя на разлетающиеся искры.
Был там когда-то медпункт в бывшем поповском доме. Птицы охотно клевали белые камешки, Маргарита заметила, что петухи от этого стали задиристей и голосистей, а куры несли теперь яйца небывалой величины, с такой крепкой скорлупой, что в ней можно было выращивать рассаду. Мороза космонавты особо и не опасались — амуниция при них была надёжная: комбинезоны, куртки, ботинки, всё специально разработано для таких ситуаций. И одевался он чудно: носил отцовскую милицейскую форму старого образца — фуражку, китель и штаны с лампасами, никакой другой одежды не признавал. Эти трое совершили побег из исправительной колонии. Ираида Семёновна происхождением не гордилась, всю крестьянскую работу на приусадебном участке делала сама, могла и дров нарубить, и забор поправить, дом держала в чистоте, мужа в строгости.
Бесшумно бегали водомерки. От безмятежно спящего Васи крепко несло самым дрянным из загряжских самогонов. Колдовство не сработало, Люся вечером явилась на берег с подведёнными глазами и в новом сарафане на тонких бретельках. А с Таймыра он собирался лететь на Чукотку, — пояснил Селиванов. Это что ж получается, череп против течения плыл? Всё те же спинки кроватей, проволока, утюги. Но ответил он так уверенно, что сам удивился, и тут же безоговорочно поверил в свою версию. Оно выбралось из кастрюли, укрыло стол, сползло на пол и, пузырясь и вспухая, двинулось сначала в магазин, а затем в коридор и соседние помещения. Гена даже похудел, стал молчаливым, и по вечерам его знобило. Митя хохотал и хвастал, ругал старуху Иванникову за то, что она заняла соседний отсек, натащила старья из дома и развела бардак, вспомнил неудавшееся Маманино колдовство и превращение Люськиной ветоши в качественные, но смешные носки. В сумке у него новогодние подарки для знакомых из Центра Управления Полётами. Да и сам Митя оказался человеком полезным — по найму делал любую работу, мог и копать, и красить, и ломать, и строить, брал недорого. Справа от них на длинной ровной проплешине с тонкими деревцами, растущими вкривь и вкось, лежал округлый предмет, похожий на завалившийся на бок огромный бидон с раскрытой крышкой. Чуть понизив голос, он признался:. Нож Гена отдал хромому Тимохе, металлолом сложил в дальнем углу участка, а для штыка сделал специальную коробку со стеклом и наклеил в левом нижнем углу табличку с отпечатанной на машинке надписью: « Спиртного Юрочка не пил, а курить бросил после одного случая. Егоров сидел на площадке у двери и смотрел на поплавки. Стая нарезала круги в небе, а шпанцирь топтал Егорову куртку, гуляя с одного плеча на другое, сладко урчал и поглядывал на подружку. Не окрепший после болезни организм краеведа спасовал. Пильщики в ответ пригрозили, что вынесут Иванникову из зала вместе с её помойной мебелью, если вредная старуха будет мешать людям отдыхать и непринужденно общаться. После грозы вода в реке поднялась, затопив две нижних ступени трапа. На что, например, Иван Иванович Егоров, проживший в Загряжье больше семидесяти лет, только отмахивался — ерунда! Егоров долго перекладывался с боку на бок, кряхтел, почесывался, а когда сквозь все щели сразу забрезжил утренний свет, — сел, откашлялся и по-стариковски потёр ладонью грудь. В мигающем свете костра предмет казался то ржавым, то угольно-чёрным. Сквозь тёмный свод зала проступило вдруг небо, открылось и засинело.
Он вынул из кучи заготовленных дров крепкий прямой обрубок, слегка подкинул его и коротко, сильно ударил француза по голове. Односельчане удивленно качали головами, но в целом к хозяйственной деятельности нового соседа относились с пониманием — и впрямь, чего добру пропадать? Живописью тоже никто никогда не занимался. Бригада «пильщиков» с утра уходила в дальние отсеки добывать металл, а вечером лом сгружали в лодки и переправляли ниже по течению, где к берегу можно было подогнать машину.
Огни всколыхнулись. Мороза космонавты особо и не опасались — амуниция при них была надёжная: комбинезоны, куртки, ботинки, всё специально разработано для таких ситуаций. По молодости Славка был загряжской знаменитостью, о нём даже в газетах писали, в разделе «происшествия». На складе нашлось много интересного: сборный стеллаж, навесные замки и засовы, два мешка ветоши — брак с чулочной фабрики с маркировкой «обтирочные концы», пыльные таблички «Не курить!
Ходил слух, что на самом деле тракторист улетел вместе с трактором в реку, а метался по склону вовсе не он. Пена на поверхности мелко дрожала. На Перцовой он опускал письмо в почтовый ящик, приколоченный к стене магазина, возвращался домой и ложился спать. Егоров перебирал в уме всех соседей, и по всему выходило, что из всех загряжцев самый нормальный — Митя Корбут. Вода в реке заметно поднялась. А другой пильщик случайно обернулся во время работы, встретился глазами с надменно наблюдающей за ним овцой и бросился в ближайший распиленный проём.
Такой гнала только старуха Иванникова, не стыдясь ни мутного цвета своего пойла, ни душного запаха. Как самочувствие? Славка исправно отслужил три года на флоте. Однажды Егоров оставил для Юрочки пакет с уловом в коридоре Шняги, но Юра отчего-то на берег не пришел, и на другое утро — после жаркого дня и душной ночи — рыбы, лежа в небольшой лужице на дне пакета, всё ещё шевелили хвостами и прытко переворачивались с боку на бок. Зато потом так часто рассказывала об этом происшествии, изображая плывущий шар и собственное восхищённое оцепенение, что возгордилась, повеселела и даже перестала бояться кухонного крана. Третий космонавт был французским. Редкие капли падали из водосточных труб в наполненные до краёв бочки, в гладкой воде отражалось сонное, покрытое мелкими облачками небо. Поле приблизилось, поднялось, встало дыбом и всеми зарослями бурьяна, полыни, путаницей мышиного горошка и плотной, напитанной живыми соками почвой ударило Гену в лоб. Маргарита три дня орала на мужа благим матом, потом осипла и замолчала. Писала сценарии для короткометражного кино и рекламы. Дальняя правая сторона леса называлась Гнилой угол, оттуда на Загряжье обычно приходили дожди и грозы, а если туча надвигалась с другой стороны, то, будь она хоть тернового цвета и в полнеба величиной, местные не придавали ей никакого значения. Местная фельдшерица однажды зимним вечером зашла проведать приболевшую Машу, увидала в открытом настежь сарае спящего на топчане Юру и была изумлена его мощной багровой спиной, широким загривком и мускулистой рукой, лежащей поверх косо накинутого тулупа. Штаны, куртки, шапки — всё яркое, как у спортсменов. И где ж весь остальной тракторист? Она и гадала, и лечила, и привораживала, и если кому надо было своего мужа от чужой жены отвадить — помогала. Все в Загряжье помнили, как однажды во время грозы сияющий шар зацепился за калитку Беловых и с шипением и треском прошелся вдоль всего штакетника, превратив верх изгороди в головешки. Банки с рассолом рядом, конечно, не было.